Меню
Суббота, 28 октября 2017 17:07

Ганс Файхингер «Философия «как если бы»» Часть 11 Завершение Главы 4. Начало Главы 5

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ПсихоПоиск.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.


ГЛАВА 4

Символические (аналогические) фикции

Продолжение...

Метод аналогий естественен для метафизики не меньше, чем для теологии. В теории знания примером таких аналогий являются категории. Они – всего лишь аналогические фикции, и как таковые они сгруппированы с методологическими классификациями, где они находят свое верное место. Реальность является и должна рассматриваться как аналогия человеческих и субъективных отношений. Все знание, если оно выходит за пределы простой действительной преемственности и сосуществования, может быть лишь аналогическим.

Грюн, таким образом, весьма прав, когда он говорит, что метафизика метаболична, метафорична. То, что Грюн называет метафорами, в основном, является незаменимыми фикциями.

Вещество, сверх всего прочего, является такой фикцией, и Фихте в чем-то наивно выражает его природу, когда говорит (Wesen d. Gelehrten, Lecture 6): «Неумолимой перемене в потоке времени должно быть дано что-то постоянной и неизменчивой природы, чтобы поддержать ее».

Теперь у нас есть основные элементы того, что может быть названо теорией понимания и постижения. Любое познание – это апперцепция одной вещи через другую. В понимании мы всегда имеем дело с аналогией, и мы не можем представить, как существование может пониматься иначе. Любой знакомый с механизмом мысли знает, что любое представление и познание основано на аналогических апперцепциях. Единственными мыслительными конструктами, посредством которых существующие вещи могут быть постигнуты, являются либо сопряженные общие концепции, либо другие конкретные объекты. Но так как они, в свою очередь, непостижимы, все эти аналогии порождают лишь приблизительное понимание. Из механизма мысли, как Штейнталь, в частности, описал это, следует с абсолютной уверенностью то, что Кант так трудолюбиво демонстрировал в своей теории познания, а именно, что обрести знание мира совершенно невозможно, не потому что наша мысль слишком узко ограничена – это догматичная и ошибочная интерпретация, но потому что знание всегда существует в форме категорий, а они, как в последнем анализе, лишь аналогические апперцепции. Эта мощная демонстрация непознаваемости и непостижимости природы мира ясно показывает путь, которому должно следовать знание, чтобы положить конец всем догматическим спекуляциям. Выбирая полностью иной путь, мы тем самым достигаем вывода кантианской философии – категории не помогают в обретении реальности, и как аналогические фикции, они не могут предоставить нам настоящего знания.

Понимание того, что категории – это лишь аналогические фикции, было образовано Локком, Лейбницем, Кантом и другими.

В частности, должно быть отмечено, что особые исследования субъекта символического знания (термин, представленный Лейбницем), будучи побочным продуктом логики восемнадцатого века, близко относятся к вышеизложенному заявлению.

В этой связи заслуживает похвалы отношение Маймона к этому вопросу. Все дискуссии восемнадцатого века, которые часто были очень остры, были забыты в смятении, вызванном догматической философией абсолютизма. Маймон, в частности, весьма верно подытоживает результаты кантианской философии, когда говорит, что возможно только символическое знание.

Среди тех, кто сделал символическое знание субъектом исследования, достоин упоминания Ламберт. Он самый проницательный из непосредственных предшественников Канта, как и из последователей Маймона. Organon, Часть II Ламберта содержит детализированную главу, посвященную символическому знанию, в которой предвосхищаются многие из результатов исследований Канта. Любое дискурсивное мышление символично в двух отношениях: в первом – до тех пор, пока оно оперирует символами в их математическом смысле, и во втором – до тех пор, пока все полученное знание, таким образом, создает некоторое сравнение, картинку или копию реальности, но не наделяет нас способностью обрести знание самой реальности или хотя бы одной из ее адекватных форм. Распознание реальности в адекватной форме ведет нас к концепции интуитивного знания или интеллектуального восприятия, приводя нас, другими словами, к фиктивной концепции методологической, но не объективной ценности.

Стоило бы следовать этому пути и далее, заключения Канта были бы сохранены в своей чистоте. Но великий философ запятнал свои славные открытия, цепляясь за слабые рационалистические догмы, и тем самым вносил свой вклад в судьбу его настоящего достижения, преданного забвению.

Таким образом, мы видим, как все логические результаты в одно и то же время обретают значительность для теории познания. Когда категории воспринимаются как аналогические фикции, вся теория познания принимает другой вид. Тогда они распознаются как простые конструкции, представляющие апперцепцию предоставленного материала. Все объекты, обладающие атрибутами, что приводят этот процесс в действие, являются мифическими.

Мы можем сказать лишь, что объективные феномены могут восприниматься, как если бы они вели себя так и только таким образом, и нет абсолютно никакого оправдания принятию догматического отношения к ним и замене «как если бы» на «что».

Как только эти аналогии интерпретируются как гипотезы, мы получаем все те системы теологии и философии, чьим объектом является объяснение получаемых противоречий. Нам остается лишь вспоминать о времени и усилиях, затраченных на выяснение отцовских отношений между Богом и Христом; и о простоте решения Шлейермахера! Еще больший интерес вызывают бесконечные попытки определения природы вещества и его отношения к своим атрибутам, причинности и ее отношения к эффекту и т.д.

Все такие идеи, как «возможное», «необходимое» и т.д., принадлежат этому месту. Так, Д. Г. Льюис в своей Истории философии, Том 1, стр. 319 (1880), говорит об идее Аристотеля о потенциальном существовании: Это фикция; она может быть полезна в отделе Логики, но опасно обманчива в Метафизике. И он обходится тем же образом с «актуальным», как и с идеей στéρησις (sterisis – с греч. «лишение (формы)»). Они являются формальными или родственными идеями, что Аристотель уже постулировал как категории, к которым Скептики относились как к πρός τι (с греч. «к чему»), как добавленное в уме, и которые в возрастающей степени признаются фикциями современной философией.

Эти и похожие на них идеи формируют основу дискурсивного мышления. «Ошибка, делающая нас такими виноватыми перед взором Господа, это то, что своими концепциями мы всегда устанавливаем пределы, о которых природа ничего не знает». Энгель, Philos. Fur die Welt, стр. 26.

Такие аналогические фикции очень широко распространены и популярны в других науках. Однако, весьма часто возникает жизненно важный вопрос: до каких пор аналогия «реальна», до каких пор гипотетична, до каких пор фиктивна. Этот вопрос важен, к примеру, в популярной современной аналогии, в которой государство или общество сравнивается с организмом.

Именно в таких вопросах так прискорбно очевиден недостаток логической теории используемого метода. Даже там, где такие аналогии чисто фиктивны, как, например, в сравнении общества с человеческим организмом, они часто служат прибытию к верным теоретическим законам.

Из одного и того же источника возникает множество ошибок, в которых к этим фикциям бездумно относятся как к верным аналогиям, а законами, выводимыми из них без всякой критики, заменяют реальность. Ошибка происходит из тех же причин, что и правда, и точно, как и в природе, одни и те же слепые законы могут принести как пользу, так и вред, в зависимости от обстоятельств – ибо они направлены в обе стороны, так и в умственной среде и добро и зло вытекают из одних и тех же законов. Во все большей степени объяснение ошибки ложится на логику, потому что разделительная черта между ошибкой и правдой четко не проведена, как было описано выше; поскольку использование фикции может быть основано отчасти на истине, отчасти на (осознанной) ошибке. Логики восемнадцатого века всегда относили к своим обязанностям включение ошибки в общий путь внутри их логических систем. Мы должны, таким образом, как мы уже заявили, различать реальные аналогии, где открытие – это работа индукции и гипотезы, и чисто фиктивные аналогии, относящиеся лишь к субъективному методу. То, что я ожидаю, что за одним феноменом немедленно и неизбежно последует другой, а ему самому предшествует еще один, в соответствии с законом причинности, это реальная аналогия; поскольку я так часто наблюдал, что все феномены предшествуют и следуют другим, что я имею оправдание считать по аналогии, что это может предполагаться и в настоящем случае. Но сам факт того, что я называю все это отношение неизменной последовательности «причиной и следствием», и воспринимаю его своим умом под категорией причинности, образует аналогическую фикцию; поскольку, несмотря на то, что отношение воли к ее активности является реальной аналогией с неизменной последовательностью, мы не имеем права назначать частным членам последовательности имена, взятые из мира субъективного. Форма отношения в этом случае действительно аналогическая, но приравнивание материала неизменяемой последовательности к следующему за волей действию – это аналогическая фикция.   

ГЛАВА 5

Юридические фикции

Особая форма вышеупомянутого представлена юридической фикцией. Термин «фикция» до сих пор нигде не был популярнее, чем в юриспруденции, где он образует излюбленный предмет дискуссии. Принципиально эти фикции идентичны тем, на которые мы уже обратили внимание. Психологический механизм их использования состоит в подведении единичного случая под концептуальную конструкцию, не предназначенную под него должным образом, так что умственное восприятие вследствие является лишь аналогией. Основание для этого метода заключается в следующем: так как законы не могут включить в свои формулы все частные инстанции, определенные особые примеры необычного характера рассматриваются как принадлежащие им. Или, иначе говоря, из-за некоего практического интереса индивидуальный пример вносится под общую концепцию, которой по-настоящему не принадлежит. Любой осведомленный о методах юриспруденции с легкостью поймет, как важна эта уловка для юридической практики. Она настолько же неотъемлема для права, как и для математики. Это правда, что логики, за незначительными исключениями, позволили этому примеру сбежать от них, потому что они не смогли понять, что логика должна брать материал для себя из живой науки. Кроме математики, едва ли есть более подходящее пространство, чем право, для выведения логических законов и их иллюстрации или открытия логических методов. Этот факт обязан собой принципиальной похожести, существующей между этими двумя предметами. Что делает такие методологические рассуждения привлекательными и выгодными, так это то, что они позволяют нам наблюдать, как разум применяет один и тот же принцип даже в фундаментально различных областях. Таким образом, совсем не странно, а, напротив, вполне естественно, что вплоть до настоящего эти фикции оставались представленными обширному теоретическому изучению только в математике и праве, и даже там лишь авторитетными в этих науках фигурами. Выделяется непринужденностью способ, которым логики позволили этой области сбежать от них. Априорный метод установки законов обязательно должен быть подкреплен чисто индуктивными наблюдениями логической процедуры внутри самих наук. Только очень близкое знакомство с методом специальных наук может позволить человеку плодотворно оформлять логические законы, и поэтому такие законы были работой тех, кто был исключительно хорошо знаком со специальными науками, людьми вроде Аристотеля и Бейкона. Англичане достигли очень важных результатов в этом отношении не меньше, чем немецкие логики восемнадцатого века. Лишь всеобъемлющее знание научных процедур во всех областях делает возможным совершение логических открытий.

Чрезвычайно интересно наблюдать, как феномен, по-видимому, такой далекий, как юридические фикции, в принципе, идентичен феноменам, принадлежащим теории познания, описанным в предшествующих параграфах.

Твердая связь, определяющая порядок, существующий здесь, просто и емко является методом и его принципом. Наша классификация, не важно, как нам кажется, она перемешивает самые разные типы вещей, однажды окажется фундаментальной, необходимой и верной, как и наш критерий методологического принципа, составляющий здесь единственную точку настоящего последствия. Таким образом, мы сможем увидеть, как логическая функция в очень разных областях всегда продолжает применяться в тех же устройствах.

Fictiones juris (юридические фикции) охватывают широкую область. Но по этой самой причине они предлагают методологически невероятно плодотворный материал и раскрывают удивительный механизм и приспособление мысли. Избежать рассмотрения юридической детали настолько же невозможно, насколько это невозможно в случае с математикой, политической экономикой, теологией, эпистемологией и т.д. До сих пор логика слишком мало занимала себя детальным анализом завершенных систем научной мысли и метода. Лишь симпатическая оценка способов мышления способна просветить нас о методе логической функции и захватывающих обходных путях, которые она часто принимает.

В fictio juris (юридической фикции) тоже к чему-то не произошедшему относятся как к произошедшему, или наоборот, или единственный случай вносится под аналогичное отношение, насильно вступая в противоречие с реальностью. Римское право пронизано насквозь такими фикциями, а в современных странах, особенно в Англии, эти юридические фикции прошли через дополнительное развитие.

Дальнейшей точкой нашего частного интереса в этой связи является взаимоотношение fictio juris и praesumpio juris (юридического предубеждения). Последнее является юридической гипотезой, а первое – юридической фикцией. Оба они часто путались в юридической теории и практике, а их различение стало излюбленной юридической проблемой. Praesumptio – это догадка, а fictio – намеренное и осознанное изобретение.

Громадные практические преимущества этого метода в действительности так велики, что он постоянно применяется. К примеру, в новом Немецком Коммерческом Кодексе, Арт. 347, мы находим положение, гласящее, что товары, не возвращенные отправителю за должное время, должны рассматриваться, как если бы получатель определенно проявил согласие и принял их. Такой пример позволяет нам с выгодой изучать идентичности в принципе аналогических фикций, такие, какими являются категории для юридических фикций.

Там, где признается получение товаров грузополучателем, вопрос времени, по истечении которого оформляется невозврат или жалоба, становится важным. Это временное взаимоотношение воспринимается как в похожем случае с получателем, не желающим получать товары, но тем не менее пренебрегающим отправкой жалобы в указанный срок. Здесь, таким образом, чисто аналогическое временное взаимоотношение между двумя случаями становится основанием для актуальной материальной идентификации содержания. Этот метод настолько же необходим в практических интересах юриспруденции, насколько он важен в теории познания. В одной области усвояемость, в другой практическое рассмотрение индивидуальных случаев были бы невозможны без аналогического умственного восприятия. Формальное поведение психики в обоих примерах абсолютно идентично, а понимание этих формальных сущностей важно, поскольку так трудно привыкнуть к приданию равной ценности обоих типов поведения.

Подписаться на книгу

Я хочу получить экземпляр книги, когда перевод будет закончен.
Бумажная версия
Электронная версия

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ПсихоПоиск.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.


На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ПсихоПоиск

Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором, скопируйте и напишите нам.

Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!



Прочитано 1610 раз


На лучшие статьи по психологии, вышедшие за последнюю неделю.

октября 24, 2016

Депрограммирование: новое направление в практической психологии

Что нового в психологии в отношении практической ее части? На чем основано психологическое депрограммирование? В чем заключается естественная эволюция представлений о психике? Предпосылки к созданию системы психологического депрограммирования. Относительно…
октября 19, 2017
Как формируется поведение одаренной личности?

Как формируется поведение одаренной личности? Часть 1: Внутренние факторы

Вопросы гениальности и психологии творческого процесса неизменно интересуют и привлекают к себе внимание. Но сколько бы мыслители, люди искусства, творчески одаренные личности ни размышляли о механизмах творчества, все равно остается некая тайна,…
февраля 09, 2020
Влияние медитации на префронтальную кору
Йога 10251

Влияние медитации на префронтальную кору головного мозга: исследования и факты

Медитация — древняя практика, которая еще недавно использовалась лишь людьми узкого религиозного круга (монахами, духовными учителями). Сейчас же она стала общедоступным способом стабилизации психического состояния. Но может ли она повлиять на строение…
вверх

Лучший хостинг на свете - beget.com