Ганс Файхингер «Философия «как если бы»» Часть 28 Глава 24

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ПсихоПоиск.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

Продолжение...

ГЛАВА 24

Основные характеристики фикций

Прежде чем представлять нашу временную версию логической теории фикций, нам всё ещё нужно обозначить общие характеристики фикции, а логическая теория, в свою очередь, будет выводиться из них. Большинство из них уже упоминалось в связи с другими темами.

Поразительная черта полу-фикций — это их своевольное отклонение от реальности, то есть их противоречие, которое в случае с фикциями достигает степени противоречия самим себе. Эти противоречия реальности проявляются как в форме идей, так и в форме вовлекаемых суждений, то есть в предпосылках, не гармонирующих с фактами, законами и иным образом известными феноменами, а также в следствиях, выводимых из этих идей и суждений. Эти идеи и суждения всегда противоречат сиюминутной реальности, и хотя их противоречие часто скрыто, оно поддается более глубокому анализу.

В случае с истинными фикциями их противоречие самим себе частично скрывается в антиномиях, возникающих из них (cf. антиномии бесконечного Канта, посредством которых он доказывал, что идея бесконечного пространства субъективна или, в нашей терминологии, фиктивна). Таким образом, когда в истории науки появлялись возражения против важных достижений на основании их самопротиворечивости, мы можем подозревать, что тогда мы встречаем ценные фикции; таким был случай Лейбница и Ньютона, атомной теории и т.д. Там, где большее внимание уделяется противоречию опыту, мы часто имеем дело с полу-фикциями, например, в случае с Линнеем, Адамом Смитом и т.д.

Первая характеристика идентична насилию, помечающему такое предположение. Особой характеристикой фикции является не только ее своеволие, но и ее насилие. Насилие должно производиться не только над реальностью, но (в истинных фикциях) и над самой мыслью. Своевольный способ, которым оперирует мысль, соответствует насилию, которому она подвергает реальность и логический закон противоречий.

Я обнаружил доказательства этого в отношении к фикции общей идеи у Флюгеля (Flügel), Probleme der Philosophie, стр. 136. «Логические концепции в действительности никогда не становятся завершенными и законченными концепциями, но скорее требованиями к мысли, логическими идеалами, где чем выше степень абстракции, тем большее насилие совершается над мыслью!».

Само по себе это не несёт в себе причин отвергать такие фикции, как это часто предлагают сделать, когда к некоторой идее обращаются как к произведенной насильно или своевольно. Мы найдем критерий полезности фикции не в этом, но в ее целесообразности.

Второй главной характеристикой является то, что эти идеи исчезают либо в историческом процессе, либо через операции в логике. Первое относится к полу-фикциям, второе к истинным фикциям. Конечно, если фикция находится в противоречии с реальностью, она может иметь ценность, лишь если используется временно, до тех пор, пока не дополнится опыт, или пока методы мысли не станут настолько развитыми, что эти временные методы смогут быть заменены окончательными. Подобным образом отбрасывание истинных фикций в процессе выполнения данной мыслительной операции обязательно следует из их противоречивого характера — поскольку, в конце концов, наша цель — обрести непротиворечивые результаты. Противоречивые идеи, таким образом, нужны лишь чтобы в конечном счёте быть уничтоженными; более того, несмотря на эти противоречивые идеи, верные результаты получаются через размышление и расчет, а эти фикции должны быть как-то уничтожены, а их противоречия разрешены.

Третьей главной чертой нормальной фикции является выраженное осознание того, что фикция – это просто фикция, другими словами, осознанность ее фиктивной природы и отсутствие какой-либо претензии на действительность. Я говорю «нормальной фикции» намеренно, поскольку эта характеристика применима только к фикциям, описываемым таким термином. Но поскольку, как мы уже увидели, в историческом развитии наук такие случаи встречаются относительно редко, и по этой причине первые авторы фикций всегда сомневаются в выборе между фикцией и гипотезой. Это объясняется тем фактом, что обычный человек принимает все предложенное как несомненно естественное и истинное и сперва не только полагает, что мыслительные концепции представляют реальность, но относится к мыслительным методам и процессам как к идентичным процессам и законам самой реальности — ошибка, в свою очередь канонизированная выдающимися философами.

Лишь с течением времени стало заметно, что субъективные методы весьма отличаются от объективных происшествий. Именно поэтому первые изобретатели таких фикций так часто сомневались. У Линнея и многих других математиков присутствует живая осведомленность о фиктивной природе таких идей и методов. Ньютон и Лейбниц, с другой стороны, оба не были уверены в своих взглядах. В огромном количестве фикций мы имеем ситуацию, описанную выше, а именно, когда они сперва принимаются за гипотезы, а признание их фиктивной природы развивается лишь позже.

Следующей неотъемлемой характеристикой фикций, к примеру, научных, является то, что это лишь средства достижения определенной цели, иными словами, они целесообразны. Там, где нет целесообразности, фикция не научна. Таким образом, когда Юм назвал категории фикциями, он был фактически прав, хотя его идея фикции очень отличалась от нашей. Его идея «фикции мысли» обладала лишь субъективным характером, в то время как наша (заимствованная из используемой в математике и юриспруденции) включает идею практической полезности. В этом, на самом деле, и заключается ядро нашей позиции, фундаментально отличающейся от предыдущих взглядов.

Для нас неотъемлемой частью фикции является не то, что она — осознанное отклонение от реальности, лишь плод воображения — мы настаиваем на полезной природе этого отклонения. Эта прикладная полезность утверждает переход от чистой субъективности Канта к современному позитивизму. Если мы просто скажем «Весь мир – это наша идея, а все формы субъективны», мы получим субъективизм, не выдерживающий критики. Но если мы скажем «Концептуальные формы и фикции являются целесообразными психическими конструктами», тогда они тесно связаны с «упорядоченными средствами и составляющими» (Лаас), поскольку именно они осуществляют эти целесообразные формы в органической бытности.

Таким образом, четыре перечисленные характеристики полностью справляются с разграничением фикций и гипотез. С помощью этого «удостоверения» каждая фикция может сразу же быть распознана и рассмотрена; и если бы сегодня было произведено рассмотрение всей научной области, наверняка были бы раскрыты многие фикции, не упомянутые здесь.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://psychosearch.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ПсихоПоиск.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ПсихоПоиск